Фантастика {SF}, {fantasy}

Серьёзная литература

Лучшие издательства и издания

Что почитать в толстых литературных журналах

Фантастика для тех, кто не любит фантастику

Софт для чтения и быстрого чтения

Научно-фантастическая иллюстрация

Библиографии

Поэзия

Фантастика

ГЛАВНОЕ. Странно видеть своих друзей (моего возраста), увлекающихся книгами, которые я прочитал десяток лет назад. Сейчас я, если и открою эти книги, то только по старой памяти. Не то, что они очень уж плохие, но в 22 года хочется уже окунуться в то, что обычно называется «не ты первый, не ты последний живёшь на этой земле».

SF

Стерлинг Ланье «Путешествие Иеро»

Включение этого романа – дань прошлым увлечениям. Вот так надо писать приключенческую фантастику. Поместил его в список одиночных, потому что продолжение «Иеро не забыт» или «Иеро не дают покоя» не то что уступает первому роману, а просто тоже самое. Вся прелесть - это новизна. Книга была издана издательством «Северо-Запад» в серии фэнтези, что может и понятно и даже более правильн, однако, если судить академически – это всё таки НФ.

С первого взгляда маленький залив казался совершенно пустынным. Они обогнули еще один из бесчисленных выступов скалы, торчащий из песка, для чего им пришлось зайти в воду и таким образом наткнуться на заливчик. Туман отчасти скрывал несколько маленьких островков, расположенных возле берега. На самом берегу было несколько бугров серого камня, подножье которого окружали заросли пальметто оливкового цвета. Только легкое шлепанье волн нарушало тишину наступавшего вечера. И тут Иеро остановил лорса: какое-то легчайшее сомнение коснулось его мозга.

Он послал Клоца вперед, но тут внезапно их опередил Горм, высоко задрав нос - он уловил мерзкий запах. Ничего не подозревающая Лучар весело рассмеялась - ей показалась забавной поза медведя.

Тут из-за скал и кустарника на берегу выпрыгнули какие-то фигуры. Орда волосатых, скачущих, свирепых лемутов, короткохвостых, с блестящими клыками, похожих на огромных изуродованных обезьян, какие бывают в кошмарах, набросились на них с трех сторон. То улюлюкание и рев, которые они при этом издавали, было давно знакомо Иеро по северным болотам. Волосатые ревуны размахивали длинными копьями, дубинками и огромными ножами.

И все же, как ни устрашающе они выглядели, не в них заключалась главная угроза. Из-за маленького гранитного островка, всего в нескольких футах от побережья, выскользнуло длинное черное судно, на котором не оказалось ни одной мачты. На его носу несколько фигур в капюшонах склонились над каким-то механизмом из сверкающего металла, нацеленного коротким стволом на лорся и его всадника.

Священник среагировал инстинктивно; взяло вверх подсознание тренированного Киллмена. Его рефлексы оказались более быстрыми, чем рефлексы медведя и лорся.

"Назад!" - послал он мысленный яростный приказ Горму и Клоцу, а сам, с метателем в руке, соскользнул с седла. Девушка, застывшая от удивления, просто отчаянно вцепилась в седло, а лорс повернулся на задних лапах, чуть не усевшись на зад от усилия повиноваться полученной команде. Он уже сделал несколько прыжков и оказался довольно далеко, когда его хозяин упал.

Иеро уже нацелился из метателя, решив, что в лодку-то он не промажет, но страшное оружие Нечисти выстрелило первым.

Из ствола вылетела струйка голубоватого огня, запахло озоном. Иеро почувствовал ужасный удар в грудь, его охватил страшный холод и он потерял сознание. Прежде, чем его окутала темнота, он успел подумать: "Так вот, что означала Молния!"

Потом - небытие.

Филипп Дик «Человек высокого замка»

Клиффорд Саймак «Что может быть проще времени»

Роджер Желязны «Мастер Снов»

В этом месте, как и во всех других, Рендер знал, что он хозяин всего.

Он был как дома в тех чужих мирах без времени, в тех мирах, где цветы спариваются, а звезды сражаются в небе и падают на землю, обескровленные, где в морях обнаруживаются лестницы вниз, в глубину, из  пещер  возникают руки, размахивающие факелами, чье пламя похоже на жидкие лица - все  это Рендер знал, потому что посещал эти  миры  на  профессиональной основе в течение большей части десятилетия. Одним согнутым пальцем он мог  выделить колдунов, судить их за измену королевству, мог казнить их,  мог  назначать их преемников.

К счастью, это путешествие было только из вежливости...

Он шел через прогалину, разыскивая Эйлин. Он чувствовал ее пробуждающееся присутствие повсюду вокруг себя.

Он продрался сквозь ветви и остановился у озера. Оно  было  холодное, голубое, бездонное, в  нем  отражалась  та  стройная  ива,  которая  стала станцией прибытия Эйлин.

- Эйлин!

Все листья на иве разом пожелтели и попадали в воду. Дерево перестало качаться.  В  темнеющем  небе раздался странный звук, вроде гудения высоковольтных проводов в морозный день.

На небе вдруг появилась двойная шеренга лун. Рендер  выбрал  одну, потянулся и прижал ее. Остальные тут же исчезли, и мир осветился.  Гуденье в воздухе смолкло.

Он обошел озеро, чтобы получить субъективную передышку от действия отбрасывания и отражающего удара. Он пошел к тому месту, где хотел поставить собор. Теперь на деревьях пели птицы. Ветер мягко пролетел мимо. Рендер очень сильно чувствовал присутствие Эйлин.

- Сюда, Эйлин. Сюда.

Она оказалась рядом с ним. Зеленое шелковое платье, бронзовые волосы, изумрудные глаза, на лбу изумруд.  Зеленые  туфли  скользили  по  сосновым иглам.

- Что случилось? - спросила она.

- Вы были испуганы.

- Чем?

- Может, вы боитесь кафедрального собора. Может, вы ведьма? - он улыбнулся.

- Да, но сегодня у меня выходной.

Он засмеялся, взял ее за руку, они обошли зеленый остров, и  там,  на травянистом холме был  воздвигнут  кафедральный  собор,  поднявшийся  выше

деревьев; он дышал нотами органа, в его стеклах отражались солнечные лучи.

- Держитесь крепче, - сказал он. - отсюда гиды начинают обход.

Они вошли. - "...с колоннами от пола до потолка, так похожими на громадные древесные стволы, собор достигает жесткого контроля над своим

пространством..." - сказал Рендер.  -  Это взято из путеводителя. Это северный придел...

- "Зеленые рукава", - сказала она. - Орган играет "Зеленые рукава".

- Верно. Вы не можете порицать меня за это.

- Я хочу подойти ближе к музыке.

- Прекрасно. Вот сюда.

Рендер чувствовал, что что-то не так, но не мог сказать, что  именно.

Все держалось так основательно...

Что-то быстро пронеслось высоко над собором и произвело звучный  гул. Рендер улыбнулся, вспомнив теперь: это было вроде ошибки в языке: он на миг спутал Эйлин с Джил - да, вот что случилось.

Но почему же тогда...

Алтарь сиял белизной. Рендер никогда и нигде не видел такого. Все стены были темными и холодными. В углах и высоких нишах  горели  свечи. Орган гремел под невидимыми пальцами.

Рендер понимал, что что-то тут неправильно.

Он повернулся к Эйлин Шалотт. Зеленый конус ее шляпы возвышался в темноте, таща клок зеленой вуали. Ее горло было в тени, но...

- Где ожерелье?

- Не знаю - Она  улыбалась. Она держала стаканчик,  отливающий розовым. В нем отражался ее изумруд.

- Выпьете? - спросила она.

- Стойте спокойно, - приказал он.

Он пожелал, чтобы стены обрушились. Они поплыли в тени.

- Стойте спокойно, - повторил он повелительно. - Не  делайте  ничего. Постарайтесь даже не думать. Падайте, стены! - закричал  он,  и  стены взлетели в воздух, и крыша поплыла по вершине мира, и они стояли среди развалин, освещенных единственной свечой. Ночь была черна как уголь.

- Зачем вы это сделали? - спросила она, протягивая ему стаканчик.

- Не думайте. Не думайте ни о чем. Расслабьтесь. Вы очень устали. Как эта свеча мерцает и гаснет, так и ваше сознание. Вы с трудом  держитесь  в бодрствующем состоянии. Вы едва стоите на ногах. Ваши  глаза  закрываются. Да здесь и смотреть не на что.

Он пожелал, чтобы свеча погасла. Но она продолжала гореть.

- Я не устала. Пожалуйста, выпейте.

Он слышал сквозь ночь органную музыку. В другое время он не узнал  бы ее сразу.

- Мне нужно ваше сотрудничество.

- Пожалуйста. Все, что угодно.

- Смотрите! Луна! - показал он.

Она взглянула вверх, и из-за черной тучи вышла луна.

- И еще, и еще...

В темноте прошли луны, как нитка жемчуга.

- Последняя будет красной, - сказал он.

Так и было.

Мастер Снов

Френк Херберт «Дюна»

Очень фантастичный фантастический роман. Я имею ввиду то, что здесь есть абсолютно все признаки научной фантастики как таковой, лучшие признаки.

–        творение миров

–        мессия, религи

Урсула Ле Гуин «Хейнский (Хайнский) Цикл»

- Ну, - сказал Роканнон, - теперь мы хоть знаем, откуда она взялась.

- Хотелось бы мне узнать о ней побольше, - пробормотал  хранитель.  - Так, значит, если верить этим троглодитам, ей нужно что-то, что  находится здесь, у нас в музее?

- Пожалуйста,  не  называй  их  троглодитами,  -  укоризненно  сказал Роканнон; как "рафожист", то есть этнолог, изучающий Разумные Формы Жизни, он возражал против употребления таких слов. - Да, они не красавцы, но  они союзники, и у них статус С... Но почему, хотел бы я знать, Комиссия решила развивать именно их? Не установив при этом даже контакта со всеми  РФЖ  на планете. Готов поспорить, что исследовательский  отряд  был  из  созвездия Центавра - центаврийцы всегда предпочитают тех,  кто  не  спит  ночью  или живет под землей. Я, наверно, поддержал  бы  вид  II  -  тот,  к  которому принадлежит она.

- Похоже, троглодиты ее побаиваются.

- А ты нет?

Кето снова посмотрел на высокую женщину, потом покраснел  до  ушей  и смущенно рассмеялся.

- Да, немножко. За восемнадцать лет, что я живу здесь, на Новой Южной Джорджии, мне никогда не приходилось видеть такого красивого инопланетного типа. Я вообще нигде не встречал такой красивой женщины. Она как богиня.

Кето, хранитель музея, отличался застенчивостью, слова, подобные вышесказанным, были необычны в его устах, поэтому краска, сперва разлившаяся на лице, поднялась теперь до самой макушки его  лысой  головы. Но Роканнон задумчиво кивнул - он был с ним согласен.

- Как жаль, что мы не можем поговорить с ней без помощи этих трогл... извини, гдема, - снова заговорил Кето. - Но тут уж ничего не поделаешь.

Роканнон подошел к гостье, она повернула к нему свое прекрасное лицо, и он,  став  перед  ней  на  одно  колено,  зажмурился  и  низко-низко  ей поклонился. Он называл это  своим  "общегалактическим  реверансом  на  все случаи жизни" и  проделывал  его  не  без  грации.  Когда  он  выпрямился, красавица улыбнулась и что-то произнесла.

-  Она  сказал:  привет  тебе,  Повелитель  Звезд,  -  пробубнил   на галапиджине один из ее спутников-коротышек.

- Привет тебе, высокородная женщина ангья, - ответил Роканнон. -  Чем мы, в музее, можем быть полезны высокородной?

Словно серебряные колокольчики,  раскачиваемые  ветром,  зазвенели  в гуле голосов подземных жителей.

- Она сказал: пожалуйста, дать ей ожерелье, который пропал ее  предки давно-давно.

- Какое ожерелье? - удивленно спросил Роканнон.

И она, поняв, о чем он спрашивает, показала на экспонат в  стеклянном ящике прямо перед ним, в самой середине зала. Вещь была великолепная: цепь из золота, тяжелая, но  очень  тонкой  работы,  и  в  ней  большой  сапфир какой-то обжигающей синевы. Брови у Роканнона поползли  вверх,  а  Кето  у него за спиной пробормотал:

-  У  нее  хороший  вкус.  Это  ожерелье  попало  к  нам  из  системы Фомальгаута. Оно известно всем, кто  хоть  что-нибудь  знает  о  ювелирных изделиях.

Красавица улыбнулась им обоим и, глядя на  них  через  головы  гдема, снова заговорила.

- Она сказала: о, два Повелитель Звезд, Старший  и  Младший  Обитатель Дома Сокровищ, это сокровище принадлежать ей. Давно-давно. Спасибо.

Планета Рокканона

Fantasy

Роджер Желязны «Джек из теней»

Осознав, что он не один, Джек внезапно поднял глаза. При виде ее рыжих волос и полуулыбки он на миг от неожиданности чуть не поверил.

Потом он встал, подошел к ней, отошел в сторону и рассмотрел ее с нескольких точек.

Наконец он сказал:

Отличная работа. Передай своему создателю мои поздравления. Ты - прекрасная копия моей леди Ивен из крепости Холдинг.

 - Я не копия. И не твоя леди, - сказала она, делая реверанс. - Как бы там ни было, ты принесла мне свет, - сказал он. - Могу я предложить тебе сесть?

Усадив ее, он пододвинул второй стул и уселся слева от нее. Откинувшись на спинку, он внимательно разглядывал ее.

 - Ну, а теперь ты, может быть, объяснишь то, что сказала? - сказал он. - Если ты - не моя Ивен и не двойник, созданный моим врагом, чтобы досадить мне, то что ты такое? Или, выражаясь более деликатно, кто ты?

 - Я? Ивен из крепости Холдинг, дочь Лорет и Неумирающего Полковника, - ответила она, все еще улыбаясь, и только тогда он заметил, что с ее серебряной цепочки свисает странный драгоценный камень, схожий по форме с его тюрьмой. - Но я - не ТВОЯ леди, - закончила она.

 - Он отлично поработал, - сказал Джек. - Даже голос похож, как две капли воды.

 - Я даже могу посочувствовать лорду-бродяге из несуществующего Шедоу-Гард, - сказала она. - Джек-врун. Ты настолько знаком со всеми формами обмана, что тебе стало трудно различать, где же правда.

 - Шедоу-Гард существует! - сказал он.

 - Тогда не стоит так волноваться, когда это упоминают, верно?

 - Он хорошо выучил тебя, существо. Смеяться над моим домом значит смеяться надо мной!

 - Что я и собиралась сделать. Но я - не творение того, кого ты называешь Повелителем Нетопырей. Я - его женщина. Я знаю его тайное имя. Он показал мне мир внутри сферы. Я видела из Хай-Даджен все. Я знаю, что Шедоу-Гард не существует.

 - Никто, кроме меня никогда не видал его, - сказал он, - потому что он всегда скрыт тенью. Это - огромный замок с залами, освещенными факелами, с высокими потолками, с подземными лабиринтами и множеством башен. Там с одной стороны - немного света, а с другой - полная тьма. Он полон памятных вещиц с самых крупных краж, какие когда-либо совершались. Там много очень красивых безделушек и бесценных вещей. В его коридорах пляшут тени, а множество драгоценных камней сияет ярче, чем солнце над другой половиной планеты. Вот над чем ты смеешься - над Шедоу-Гард, по сравнению с которым замок твоего хозяина просто свинарник. Верно, иногда там бывает одиноко, но настоящая Ивен оживит его своим смехом, зажжет своим изяществом, так, что он сохранит свое великолепие много позже после того, как твой хозяин сойдет в вечную тьму - когда я отомщу.

Питер Сойерс Бигль «Последний Единорог»

Может быть эту книгу надо отнести в раздел «Фантастика для тех, кто не любит фантастики». Но любителям фэнтези она полюбилась. Стала почти культовой.

Тогда Шмендрик рывком прижал ее к себе: -- Смотри, Молли!

Издалека, от горизонта набегали тяжелые волны, вздымая белопенные гребни над зеленым стеклом, вдребезги разбивавшимся о песчаные отмели и покрытые  слизью  скалы,  волны,  терзавшие берег  со  свирепостью огня. Стаями с берега взлетали птицы, и полные внезапной ярости крики их тонули в реве волн.

А в снежной пене из белизны разодранной в клочья воды, из струящегося  зеленого с белым прожилками мрамора -- их гривы, хвосты, изящные бородки самцов в лучах солнца... темные и глубокие, как само море, драгоценные камни глаз... и сияние...

перламутровое сияние рогов. Рога приближались, словно  радужные мачты серебряных кораблей.

Но выбраться на землю, пока там  был  Бык,  они  не осмеливались. Они бились на мелководье,  будто  перепуганные рыбы, когда сеть поднимает их из воды, -- еще не оставившие море, но уже теряющие с ним связь. Каждая волна приносила всеновые сотни единорогов  и бросала их к тем, кто уже боролся с потоками воды, выносящими их на берег. Они толкались, вставали на дыбы, спотыкались,  откидывали назад длинные молочно-белые шеи.

В  последний раз Она опустила  голову и  бросилась  на Красного  Быка. И существо из плоти и крови, и беплотный дух от этого удара лопнуло бы, как перезрелый арбуз. Даже не заметив удара, он повернулся и медленно вошел в море. Давая ему дорогу, единороги  заметались  в воде, разбивая прибой в мелкие брызги, встававшие у берега стеной тумана, который их рога превращали в радугу; но и песок, и скалы, и все королевство Хаггарда, и  вся земля  вздохнули, когда  Бык  ступил  в  море. Чтобы пуститься вплавь,  ему  пришлось  зайти  далеко.  Самые большие волны доставали  лишь  до  его колен, прилив застенчиво разбегался в стороны. Наконец Бык погрузился в море, подняв  чудовищную черно-зеленую волну, твердую и гладкую как ветер. Она беззвучно вздымалась,  заслоняя  горизонт, пока на мгновение не скрыла из вида сгорбленные плечи и покатый круп Красного  Быка.  Шмендрик поднял  мертвого  Принца  и  побежал вместе с Молли, пока их не остановила  крутая  стена утеса. Волна разлетелась ливнем разбивающихся цепей. Тогда единороги вышли из моря. Молли не различала их -- они были несущимися  к  ней  криком  и  светом, слепившими  глаза. Она была достаточно умна, чтобы понимать: ни один смертный не должен видеть всех единорогов на свете, и  она попыталась найти только  своего единорога и глядеть только на нее. Но их было слишком много, и они были слишком прекрасны. Протянув руки, слепо, как Бык, она двинулась к ним.

Единороги, конечно, растоптали бы ее, как Красный Бык Принца Лира. Они обезумели от свободы. Но Шмендрик заговорил, и они разделились, обтекая Молли, Лира и его самого справа и слева:  некоторые даже перепрыгивали через  них – там море обтекает скалу и вновь смыкает за ней свои воды. Вокруг  Молли, сверкая,  тек поток света, столь же невероятного, как горящий снег, тысячи раздвоенных копыт пели словно цимбалы. Она  стояла очень тихо. не плача и не смеясь, такое счастье было непомерным

для нее.

– Посмотри наверх, – сказал Шмендрик. -- Замок рушится.

Она  обернулась  и  увидела, что в потоке вспрыгивающих на утес и обтекающих замок единорогов тают стены и  башни,  словно песочная  крепость в волнах. Замок рушился громадными холодными глыбами, таявшими и исчезавшими в воздухе. Он исчез без  звука,

не  оставив  следа  ни  на  земле,  ни  в  памяти  двоих людей, следивших за его падением. Через минуту они не могли вспомнить, ни где он стоял, ни как выглядел.

Вполне реальный Король Хаггард  падал,  ножом  прорезая обломки замка. Молли услышала его отрывистый смех, словно он ожидал и это. Мало что удивляло когда-нибудь Короля Хаггарда.

Джон Рональд Руэл Толкин «Властелин Колец»

Ну кто может конкурировать с профессором английской литературы?

Было бы совсем глупо приводить какие-то отрывки, поэтому только маленький камешек в огород «толкинутых» (цитируется, к сожалению, по памяти).

Я не создавал свое Средиземье как убежище для дезертиров из трудолюбивой армии реальной действительности, совсем наоборот, я хотел открыть врата тюрьмы, заполненной несчастными осужденными серого будничного  существования.  Фантазирование – это натуральная тенденция в психическом развитии человека. Фантазирование не оскорбляет рассудка, не вредит ему, не затушевывает истины и не притупляет стремления к познанию. Наоборот, более живой и вникающий в суть вещей разум способен творить более прекрасные фантазии.

Джон Рональд Руэл Толкин

Урсула Ле Гуин «Волшебник Земноморья»

Книга Урсулы Ле Гуин – это история Геда, самоучки из глухой деревушки на самой окраине Земноморского архипелага, ставшего величайшим волшебником всего Земноморья. Но прежде начинающему волшебнику Геду предстоит спасти свою деревню от пиратов, пройти курс Академии Волшебства, едва не погибнуть, отпустив на волю свою тень, и пережить множество приключений в разных краях Земноморья – удивительной страны Урсулы ле Гуин – выдающейся американской писательницы, лауреата многочисленных литературных премий, доктора философии, создавшей сказочно-фантастическую эпопею, одинаково интересную и детям и взрослым.

Из аннотиции к изданию 1992 г Северо-Запад

Гед начал искать заклинание Перевоплощения, но все еще плохо разбираясь в древних рунах, не нашел его. Эти книги были очень стары, Огион получил их от своего учителя Хелета Ясновидящего, а тот в свою очередь от своего учителя - Мага Перрегаля, и эта линия уходила в те времена, когда зарождались древние мифы. Почерк был мелкий и странный, слова были исправлены и исчерканы множеством рук, которые давно обратились в прах. Но в некоторых местах Гед понимал кое-что из того, что пытался прочесть и, помня вопросы, которые задавала ему девочка, а также ее насмешки, остановился на странице, где было записано о заклинании Вызова душ умерших. Когда он начал читать его, с трудом разбирая руны и символы, его охватил ужас. Он не мог отрывать глаз от книги до тех пор, пока не дочитал заклинание до конца. И только подняв голову, он заметил, что уже стемнело. Он читал без света, в темноте. Гед опять посмотрел в книгу и не смог различить ни одной руны. Но страх рос в нем, не было сил встать со стула, на котором он сидел. Внезапно ему стало очень холодно. Оглянувшись, он увидел что-то, притаившееся возле закрытой двери - бесформенный сгусток тени, который был чернее, чем сама тьма. Казалось, это что-то тянется к нему, шепчет и зовет его к себе, но он не понимал смысла этих слов. Вдруг дверь широко распахнулась, и кто-то вошел в комнату в сияющем белом ореоле и заговорил громко и решительно. Тьма растаяла и шепот стих. Леденящий ужас отпустил Геда, но страх остался, потому что не кто иной, как Маг Огион, стоял в дверном проеме, окруженный ослепительным сиянием. Его дубовый посох горел белым пламенем.

Книга 1 “Волшебник Земноморья”

Фриц Лейбер «Сага о Фафхрде и Сером Мышелове»

Джек Вэнс «Умирающаю земля»

Брайэн Олдисс «Геликония»

Эйв Девидсон «Вергилий»

Серьёзная литература

ГЛАВНОЕ. Не претендую на «обострённое» знание предмета

До этих книг я докопался сам, то есть услышал – захотел почитать или просто наткнулся в журнале. В общем то, что не преподают в школе или не советуют друзья, потому что это очень личное (да и где взять таких друзей с развитым литературным вкусом) а человек открывает для себя сам.

Пока только авторы, о которых бы потом хотелось сказать хотя бы пару слов. Тут уж без «десяток», – не наберётся столько, во-первых, а во-вторых здесь и подавно не распределить по рейтингу.

Ромен Гари

Энциклопедическое:

(08.03.1914 - 02.12.1980) Настоящее имя - Роман Касев. Также писал под псевдонимом Эмиль Ажар.

Родился в Вильнюсе. По собственным словам Гари, его отцом был знаменитый актер немого кино Иван Мозжухин. Вместе с матерью уехал во Францию.

В годы второй мировой войны был пилотом, присоединился к движению генерала де Голля, воевал в Европе и в Северной Африке, был награжден орденом Почетного легиона и медалью "За освобождение".

После войны находился на дипломатической службе, с 1956 по 1960 год возглавлял французское консульство в Лос-Анжелесе, США.

Первый роман "Европейское образование" опубликовал в 1945 году; в 1952 году вышел роман "Цвет дней", а в 1956 г. - роман "Корни неба", удостоенный премии братьев Гонкуров. Затем была еще "Жизнь впереди" (1975) - по мнению критики, самое яркое произведение современной французской прозы.

Гари - единственный писатель, удостоенный Гонкуровской премии дважды, вопреки уставу премии. Первый раз он получил ее в 1956 году как Ромен Гари, а в 1975 был удостоен этой премии как Эмиль Ажар за роман "Жизнь и смерть Эмиля Ажара" (его книжное издание вышло в 1981 году).

Принято считать, что Эмиля Ажара Гари "создал", чтобы "родиться заново". К шестидесяти годам он испытывал невыносимую усталость от собственного писательского образа, ставшего чем-то вроде маски. И вот, чтобы начать все заново, он и придумал свое alter ego.

В декабре 1980 года Ромен Гари покончил с собой.

Обещание на рассвете

Даже сегодня, более двадцати лет спустя, когда всё уже сказано и я тихо лежу на пляже Биг-Сур, на берегу Океана, где только тюлени подают голос, тревожа глубокую тишину моря, да иногда проплывают киты, пуская фонтанчики, жалкие и смехотворные по сравнению с необъятностью Вселенной, - даже сегодня, когда всё кажется бессмысленным, мне стоит только поднять голову, чтобы увидеть когорту врагов, склонившихся надо мной в ожидании какого-либо знака поражения или покорности с моей стороны.

Я был ещё маленьким, когда мать впервые рассказала мне о них; задолго до Белоснежки, Кота в сапогах, семи гномов и феи Карабоссы они обступили меня плотным кольцом и никогда уже не покидали. Мать указывала на каждого из них, бормоча их имена и крепко прижимая меня к себе. Тогда я ещё не понимал, но уже предчувствовал, что когда-нибудь ради неё брошу им вызов; с каждым годом я всё яснее различал их лица, с каждым ударом, который они наносили нам, я чувствовал, как крепнет во мне дух непокорства. Сегодня, уже под конец своей жизни, я всё ещё чётко вижу их лица в сумерках Биг-Сура и различаю их голоса, которые не в силах заглушить даже шум Океана; их имена сами собой просятся с языка, и мои стареющие глаза вновь обретают зоркость восьмилетнего ребёнка, чтобы встретить их лицом к лицу.

Главный из них - Тотош (То-то ж), бог глупости, с красным обезъянним задом и головой интеллектуала, приверженец абстрактных построений. В 1940 году он был любимчиком и доктринёром немцев, сегодня Тотош всё чаще находит себе убежище в точных науках, и его частенько можно видеть склонившимся над плечом наших учёных; при каждом ядерном взрыве его тень всё выше вырастает над землёй; его любимая шутка - придать глупости видимость гениальности и привлекать к себе гениев, чтобы уничтожить человечество.

Джером Селлинджер

Энциклопедическое:

Над пропастью во ржи

- Знаешь, кем бы я хотел быть? - говорю. - Знаешь, кем? Если б я мог выбрать то, что хочу, черт подери! - Перестань чертыхаться! Ну, кем? - Знаешь такую песенку - "Если ты ловил кого-то вечером во ржи..." - Не так! Надо "Если кто-то з в а л кого-то вечером во ржи". Это стихи Бернса! - Знаю, что это стихи Бернса. Она была права. Там действительно "Если кто-то звал кого-то вечером во ржи". Честно говоря, я забыл. - Мне казалось, что там "ловил кого-то вечером во ржи", - говорю. - Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак. Фиби долго молчала. А потом только повторила: - Папа тебя убьет. - Ну и пускай, плевать мне на все! - Я встал с постели, потому что решил позвонить одному человеку, моему учителю английского языка из Элктон-хилла. Его звали мистер Антолини, теперь он жил в Нью-Йорке. Он ушел из Элктон-хилла и получил место преподавателя в Нью-Йоркском университете. - Мне надо позвонить по телефону, - говорю я. - Сейчас вернусь. Ты не спи, слышишь? - Мне очень не хотелось, чтобы она заснула, пока я буду звонить по телефону. Я знал, что она не уснет, но все-таки попросил ее не спать. Я подошел к двери, но тут она меня окликнула: - Холден! - И я обернулся. Она сидела на кровати, хорошенькая, просто прелесть. - Одна девочка, Филлис Маргулис, научила меня икать! - говорит она. - Вот послушай! Я послушал, но ничего особенного не услыхал. - Неплохо! - говорю. И пошел в гостиную звонить по телефону своему бывшему учителю мистеру Антолини.

В мошковской библиотеке

·  {огл(356k)}       Над пропастью во ржи

·  {огл(121k)}       Выше стропила, плотники

·  {огл( 48k)}       Симор: Введение (фрагмент)

·  {огл(216k)}       Шесть рассказов (пер.Райт-Ковалева,С.Митина)

·  {огл( 43k)}       Два рассказа (пер.Н.Галь)

·  {огл( 51k)}       Тедди

·  {огл( 31k)}       Рассказы [1940-1948]

Сергей Довлатов

Венедикт Ерофеев

Несмотря ни на какие «НО» – это ЛИТЕРАТУРА, и если у неподготовленного читателя вначале возникают сомнения, то затем чувство восхищения не покидает на протяжении всей книги.

«Москва-Петушки»

Но сначала все-таки к ней. Сначала - к ней! Увидеть ее на перроне, с косой от попы до затылка, и от  волнения зардеться, и вспыхнуть, и напиться в лежку, и пастись, пастись между лилиями - ровно столько, чтобы до смерти изнемочь!

Принеси запястья, ожерелья, шелк и бархат, жемчуг  и алмазы, я хочу одеться королевой, потому что мой король вернулся!

Эта девушка – вовсе не девушка! Эта искусительница – не девушка, а баллада ля бемоль  мажор! Эта женщина, эта рыжая стервоза - не женщина, а волхвование! Вы спросите: да  где ты, Веничка, ее откопал, и откуда она взялась, эта рыжая сука? И может ли в Петушках быть что-нибудь путное?

"Может!" – говорю я вам, и говорю так  громко, что вздрагивают  и  Москва, и Петушки. В Москве – нет, в Москве не может быть, а в Петушках - может! Ну так что же, что "сука"? Зато какая гармоническая сука! А если  вам  интересно, где  и  как я ее откопал, если интересно - слушайте, бесстыдники, я вам все расскажу.

В Петушках, как я уже вам говорил, жасмин не  отцветает  и птичье пение не молкнет. Вот и в этот день, ровно двенадцать недель тому назад, были птички и был жасмин. А еще был день рождения непонятно у кого. И еще – была бездна всякого спиртного: не то десять бутылок, не то двенадцать бутылок, не то двадцать пять. И было все, чего может пожелать человек,

выпивший столько спиртного: то есть, решительно все, от разливного пива до бутылочного. А еще – спросите вы? А еще что было?

А еще – было два мужичка, и были три косеющих твари, одна пьянее другой, и дым коромыслом, и ахинея. Больше, как будто, ничего не было.

И я разбавлял и пил, разбавлял "российскую" "жигулевским" пивом и глядел на этих "троих" и что-то в них прозревал. Что именно я прозревал в них, не могу сказать, а поэтому  разбавлял и пил, и от этого еще острее прозревал.

Андрей Волос

Рекомендовано к прочтению

Волос Андрей Германович родился в 1955 году. Окончил Московский нефтяной институт им. Губкина. Постоянный автор журнала. Лауреат литературных премий “Антибукер” и “Москва — Пенне”. Живет в Москве.

"Новый Мир", №1, 2 – 2001

Недвижимость  –  текст романы (HTML) Ó Новый мир 2001 http://novosti.online.ru/magazine/index.htm

Мы стояли на лестнице между третьим и четвертым этажами - как раз на границе, отделяющей замызганное и едва живое старое от бурно развивающегося нового. В старой части дотлевали грязные руины науки, жившей ныне главным образом сдачей в аренду необъятных помещений института. В новой, занимаемой многочисленными арендаторами, плодилась кожаная мебель, стальные двери mul-t-lock, охранники в синих комбинезонах и неправдоподобно стройные голубоглазые блондинки, по поводу которых тот же Шура Кастаки авторитетно утверждал, что внутри они пластмассовые. Похоже, одна из этой породы ответила мне сейчас по телефону.

“Я тебе всегда говорил: не нужно быть слишком умным! Ты помнишь? Я тебе говорил: лишнее знание заставляет человека усложнять картину мира! Если индивидуум знает, чем производная отличается от логарифма, ему чрезвычайно трудно делать правильные - а главное быстрые! - выводы, касающиеся реальной жизни. Ему хочется, как ты понимаешь, во всем дойти до самой сути, и он роет все глубже и глубже. И не может предположить, что суть чрезвычайно проста, лежит на поверхности и не требует ни логарифмов, ни производных. Памперсы, Серега! понимаешь? - пам-пер-сы! Или отходы парикмахерской деятельности, экспортируемые в США. Или что-нибудь другое, пожалуйста. Главное - чтоб никакого дифференциального исчисления!..”

Всякий раз, когда я пытался вставить слово, Шура начинал отрывисто гавкать - это был смех.

“Нет, нет, ты погоди, я знаю, что ты хочешь сказать: мол, в этой деятельности своя высшая математика! Да, Серега, своя! Но настолько своя, что ты ее никогда не постигнешь! Знаешь почему? - Шура сделал такое движение шеей, словно хотел, чтобы ему что-то сказали на ухо; карий глаз горел хитрым и веселым огнем, а само это „знаешь почему?” проговаривалось быстро и неразборчиво, превращаясь во что-то вроде „знапчу?” - Знапчу? Да потому, что она для тебя неразличима! У тебя зрачок иначе устроен! Хрусталик! Тебе тысячу раз объясни, ты все равно будешь таращиться, выискивать: где же, черт возьми, эта их высшая математика? Знапчу? Знапчу? - Шура откинулся и захохотал. - Да потому, что ты ждешь чего-то размером хотя бы с футбольный мяч! Хотя бы с апельсин! Ты же никогда не сможешь поверить, что вон тот плевок на грязном полу - это и есть их высшая математика!.. Ведь не сможешь, а?”

“Да ладно тебе - хрусталик... Очень уж все у тебя просто, - возражал я. - Упрощенную картину мира рисуешь, философ. Знаешь старый анекдот: если ты такой умный, то почему такой бедный?”

“Ах, оставьте, батенька! Упрощенную! Совершенно не упрощенную!.. Ладно, я тебе другое скажу, Сережа. Помнишь, в советские времена все разумные люди ходили в походы? Шли в лес как можно дальше, ставили палатки, разводили костры и пели под гитару. И все! И хоть трава не расти! Советская власть не дает нам делать то, что мы хотим, - но делать то, чего она от нас хочет, мы тоже не станем: хрена с маслом; мы на все положим с прикладом, пойдем в лес и будем орать песни под елкой!.. Вот и нам с тобой пора подумать о песнях. Знапчу? Знапчу? Потому, что советской власти-то уже нет, а суть дела от этого не поменялась: то, что я хочу делать, мне не дают. Но и памперсами торговать, как от меня хотят, я тоже не стану! Фуюшки вашей Дунюшке! В лес, Серега, в лес!.. Не возражай. Ну сам посуди, что хорошего нас с тобой ждет здесь? С годами мы с тобой поглупеем, потеряем интерес к жизни... и к нам жизнь будет терять интерес, потому что мы уже никому не можем быть полезны - мы ведь не хотим торговать памперсами, понимаешь?.. Пора, Сережа, пора! надо искать что-то такое, чем можно жить, не обращая внимания на то, что происходит вокруг! В лес, Капырин, в лес! Или в церковь, что ли... уж не знаю даже, за что браться”.

“Все б тебе в лес, - сказал тогда я. - Ты вот лучше подумай, как хрусталик поменять. Жрать-то надо. А с нашими хрусталиками не зажируешь”.

Разговор про хрусталик оказался неожиданно пророческим: через полгода у Шуры началась какая-то свистопляска с глазами. Работать он теперь мог не больше двух часов в день - жаловался, что свет начинает мерцать и слоиться, а по дисплею, как по витрине детства, струится серебристая вода. Скоро он уволился. Ирония жизни заключалась в том, что с тех пор вот уже сколько лет Шура Кастаки торговал именно памперсами...

Умберто Эко

Имя розы

Мы снова пересекли центральный неф и вышли из-под портала на улицу. Все сказанное Убертином, все его слова до сих пор грохотали у меня в голове.

"Он такой человек... Странный..." - осмелился я заметить Вильгельму.

"Он во многих отношениях великий человек - во всяком случае, был... От этого и странность. Только мелкие люди кажутся совершенно нормальными. Убертин мог бы быть одним из тех еретиков, которых сжег на костре. А мог бы - кардиналом святейшей римской церкви. И был, заметь, на волосок от обоих извращений. Когда я говорю с Убертином, мне кажется, будто ад - это рай, увиденный с обратной стороны".

Я не понял, что он хочет сказать, и переспросил: "С какой стороны?"

"В том-то и дело, - грустно покачал головой Вильгельм, - Прежде всего требуется установить, существуют ли стороны и существует ли целое... Да не слушай ты меня. И не смотри больше на этот портал, - добавил он, сопровождая последние слова легким подзатыльником, ибо я изо всех сил вывернул шею, не в силах оторваться от поразивших меня скульптур у входа. - На сегодня тебя достаточно напугали. Все кто мог".

<…>

Мы отправились в церковь как обычно - подземным ходом. Я шагал как можно шире и старался не глядеть по сторонам, потому что все эти черепа слишком явно напоминали мне, что и сам я прах и что весьма безрассудна моя плотская гордыня, взыгравшая в ту ночь.

Поднявшись в церковь, мы увидели перед главным алтарем какую-то фигуру. Я подумал, что это по-прежнему Убертин. Но оказалось, что это Алинард, сперва нас не узнавший. Он сказал, что ему плохо спится и поэтому он решил провести ночь в церкви, молясь за пропавшего юношу (чье имя он тоже позабыл). Он молится о его душе, если тот умер, и о плоти, если тот жив и находится где-нибудь в скорби и одиночестве.

"Слишком много мертвецов, - сказал Алинард, - много мертвецов. Но все это предсказано в книге апостола. С первой трубой падет - град, со второй - третья часть морей сделается кровью... Третья же труба предвещает, что очень большая звезда, горящая подобно светильнику, падет на третью часть рек и на источники вод. И говорю вам, что для того пропал третий наш брат. Вострепещите и о четвертом, ибо скоро будет поражена третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд - и наступит почти полная тьма".

Когда мы выходили из трансепта, Вильгельм бормотал про себя: а нет ли в словах старика какого-то полезного смысла?

"Однако, - вмешался я, - в таком случае придется предположить, что некий дьявольский ум, взявши Апокалипсис за указку, подстроят все три смертных случая (если считать, что Беренгар тоже распрощался с жизнью). А между тем нами установлено, что смерть Адельма произошла от его собственных действий".

"Да, - отвечал Вильгельм. - Но тот же самый дьявольский... или попросту больной... ум мог бы воспользоваться гибелью Адельма и подстроить еще две смерти так, чтобы образовался символический ряд. В этом случае Беренгар должен покоиться в реке, либо в источнике. Но в стенах аббатства ни реки, ни источника нет, по крайней мере таких, в которых можно утонуть... либо быть утопленным..."

 "Тут только баня", - пробормотал я без всякой задней мысли.

 "Адсон! - вскрикнул Вильгельм. -- А ты знаешь, что это идея? Баня!"

"Но там уже смотрели..."

 "Я видел, как они смотрели. Сегодня, когда был объявлен розыск, служки приоткрыли дверь купальни и заглянули туда, но обшаривать помещение не стали, потому что не думали, что следует искать что-то далеко запрятанное. Ожидалось, что труп расположен где-нибудь самым театральным образом, как труп Венанция в бочке с кровью... Пойдем посмотрим в купальне. Хотя темно... Но, кажется, наш фонарь еще усердно светит".

Так мы и сделали. Купальни находились за больницей. Открыть дверь не составило труда. Разделенные широкими плотными занавесями, там стояли ванны, не помню сколько. Монахам они служили для мытья по тем дням, по которым это предписывалось правилом, а Северину - для лечебных надобностей, ибо ничто не успокаивает тело и дух лучше, чем ванна. В углу печь для подогрева воды. На поду печи мы заметили свежую золу, а перед печью валялся большой перевернутый котел. Воду здесь брали в другом углу - там прямо из стены била струйка.

Мы заглянули в ванны первого ряда. Те, что ближе к двери, были пусты. Только в последней, задернутой плотной занавесью, была вода. Рядом темнела куча сложенной одежды. На первый взгляд, в тусклом свете нашего фонаря, поверхность воды казалась спокойной. Но, повернув луч света внутрь ванны, мы увидели на дне ее безжизненное голое тело. Мы осторожно извлекли мертвого. Это был Беренгар. Вот у этого, сказал Вильгельм, действительно лицо утопленника. Он весь раздулся, белое безволосое разбухшее тело казалось женским - если бы не бесстыдно повисший вялый уд. Я зарделся, потом ощутил дрожь. И осенил себя крестным знамением, в то время как Вильгельм благословлял труп.

Лучшие издательства и издания

Фантастика для тех, кто не любит фантастику

Курт Воннегут

Механическое пианино (Утопия-14)

Сирены Титана

Колыбель для кошки

Сирены титана

Все действующие лица, места и события в этой книге - подлинные. Некоторые высказывания и мысли по необходимости сочинены автором. Ни одно из имён не изменено ради того, чтобы оградить невиновных, ибо Господь Бог хранит невинных по долгу своей небесной службы.

Чтобы не скучать, Сэло придумал себе несколько хобби. Главные из них были скульптура, селекция титанических маргариток и наблюдение за событиями на Земле. Все происходящее на Земле он мог видеть на экране, расположенном на пульте управления космического корабля. Это было настолько мощное устройство, что Сэло мог при желании следить за людьми в земном муравейнике. Именно на этом экране он и увидел первый ответ с Тральфамадора. Ответ был выложен из громадных камней на равнине, которая теперь стала Англией. Остатки этого ответа сохранились до сих пор, и называются Стоунхендж. По-тральфамадорски Стоунхендж означал, если поглядеть сверху: "Высылаем запасную часть со всей возможной скоростью". Сэло получил еще несколько посланий, кроме Стоунхенджа. Общим счетом их было четыре, и все они были написаны на Земле. Великая Китайская стена при взгляде сверху означает по-тральфамадорски: "Терпение! Мы помним о тебе". Золотой дворец римского императора Нерона означал: "Стараемся, как можем". Стены Московского Кремля в первоначальном виде означали: "Не успеешь оглянуться, как отправишься в путь". Дворец Лиги Наций в Женеве, Швейцария, значит вот что: "Собирай вещи и будь готов к отлету в ближайшее время". При помощи простой арифметики можно вычислить, что все эти послания пришли со скоростью, значительно превышающей скорость света. Сэло послал домой просьбу о помощи со скоростью света, и она дошла до Тральфамадора только через сто пятьдесят тысяч лет. А ответ с Тральфамадора пришел меньше чем за пятьдесят тысяч лет. - Для примитивного земного ума совершенно непостижимо, каким образом осуществлялись эти молниеносные передачи. Единственное, что можно сказать в такой непросвещенной компании – жители Тральфамадора умели так направлять импульсы Вселенского Стремление Осуществиться, что они, отражаясь от неевклидовых искривлений структуры Вселенной, приобретали скорость, в три раза превышающую скорость света. И тральфамадорцы ухитрялись так фокусировать и формировать эти импульсы, что под их влиянием существа в страшной дали от Тральфамадора делали то, что внушали им тральфамадорцы. Это был чудодейственный способ управлять местами, которые были далеко-далеко от Тральфамадора. И, разумеется, это был самый скоростной способ. Но обходился он недешево. Старый Сэло не мог посылать сообщения и заставлять других делать то, что ему угодно, – даже на небольшом расстоянии. Для этого были нужны громадные количества Вселенского Стремления Осуществиться и колоссальные сооружения, обслуживаемые тысячами инженеров и техников. При этом даже мощные запасы энергии, многочисленный штат и колоссальные механизмы тральфамадорцев не обеспечивали полной точности. Старый Сэло много раз видел следы этих просчетов на поверхности Земли. На Земле внезапно начинайся расцвет той или иной цивилизации, и люди, принимались возводить, циклопические постройки, в которых явно было заложено послание на тральфамадорском языке,- а потом цивилизации внезапно гибли, так и не дописав послание. Это старый Сэло видел сотни раз. Старый Сэло рассказал Румфорду очень много интересного о тральфамадорской цивилизации, но он ни словом не обмолвился ни о посланиях, ни о технике их передач. Он только сказал Румфорду, что послал домой сообщение об аварии и что ждет запасной части со дня на день. Мысли старого Сэло рождались в уме, настолько непохожем на ум Румфорда, что Румфорд не мог их читать. Старый Сэло был очень рад, что Румфорд не может читать его мысли,- он до смерти боялся, что Румфорд возмутится, когда узнает, как много сородичи Сэло напортили и напутали в истории Земли. Несмотря на то, что Румфорд, попав в хроно- синкластический инфундибулум, мог бы, казалось, приобрести более широкий взгляд на события, он, к удивлению Сэло, остлался в глубине души настоящим патриархальным землянином. Старый Сэло боялся, как бы Румфорд не узнал, что тральфамадорцы натворили на Земле: он был уверен, что Румфорд обидится и возненавидит самого Сэло и всех тральфамадорцев. Сэло был уверен, что не переживет этого, – ведь он любил Уинстона Найлса Румфорда. Ничего непристойного в этой любви не было. То есть никаким гомосексуализмом тут и не пахло. Это было невозможно, так как Сэло вообще не имел пола. Он был машиной, как и все тральфамадорцы. Он был собран на скрепках, зажимах, винтиках, шпунтиках и магнитах. Мандариновая кожа, с большой тонкостью передававшая оттенки настроения Сэло, снималась и надевалась так же просто, как земная штормовка. Она застегивалась на магнитную молнию.

Филип Дик

Брайэн Олдисс «Малайсийский Гобелен»

Волшебная сказка для взрослых; долгий, детально выписанный, чувственный кошмар, богато украшенный грёзами о величии и славе и населённый тёмными страхами… по жанру может быть отнесена к непристойным новеллам Византийской Реставрации. Это мудрая и богатая книга… читатель получает истинное наслаждение.

Irish Times

Толстые литературные журналы

Софт для чтения и быстрого чтения

Название, назначение, автор

Возможности

Комментарии и ссылки

BOOKSEER программа для чтения электронных библиотек на компакт дисках, книг в архивах. Организация электронных книг в базы данных